Предыдущая страница ->[Глава 6. Есть ли у советской цивилизации будущее?]
Глава 7 Что делать?
Мне представляется очевидным, что на
сегодняшний день мы столкнулись с целым
рядом очень серьезных и очень необычных, во
многом уникальных, проблем, для решения
которых не подходят традиционные способы,
выработанные западной цивилизацией. Мы
имеем страну, большинство населения
которой в результате перехода к экономике
классического капитализма просто должно
вымереть, а оставшееся меньшинство должно
будет занять рабочие места, не требующие
особенных знаний и умственных усилий. Но
это не просто население, это народ с
чрезвычайно высоким образовательным
уровнем. Его знания и умения никак не
используются. И это при том, что
человечество вступает в эпоху глобального
кризиса, вызванного выходом к
межпланетному барьеру роста. Цивилизация,
носителем которой является этот народ, в
силу своих уникальных особенностей могла
бы помочь человечеству преодолеть этот
барьер, но из-за потери своей
государственности, она даже не может спасти
свой народ от геноцида. Уже в силу этого,
необходимость создания единой страны
советского народа ("Советии")
представляется мне очевидной.
Советский Союз не был единым государством советского народа и не
мог им быть, поскольку единого советского
народа в момент возникновения СССР еще не
существовало. Для того, чтобы возник новый
народ, необходимо чтобы какое-то
значительно количество людей (десятки или
сотни тысяч, может быть даже миллионы) хотя
бы на какое-то время оказались в культурной
изоляции от своих соседей (хотя бы
частичной изоляции) и создали самобытную
культуру. В противном случае, взаимный
культурный обмен с соседями не даст им
выделиться в нечто самобытное и
самостоятельное в культурном отношении.
Разумеется, это не означает, что изоляция
необходима для существования народа и
после того, как он сформировался. После того,
как народ сформировался, вступают в силу
внутренние защитные механизмы
национальной культуры (грубо говоря,
сознание того, что свои обычаи "лучше"
чужих) и тогда народ может общаться со
своими соседями, но при этом не
ассимилироваться ими. Например,
американский народ не мог бы возникнуть
сегодня, когда из Европы в Америку можно
добраться за несколько часов, а современные
средства связи и вовсе сводят это
расстояние к нулю. Цивилизация в Америке
смогла пойти путем отличным от Европы
только потому, что в период зарождения
американского этноса (этногенеза) Америка
была отделена от Европы несколькими
месяцами морского пути (если перевести это
на современные понятия о сроках
путешествия, то Америка тогда находилась
как бы на другой планете.)
Сегодняшняя ситуация очень сильно отличается от той,
которая существовала во времена создания
СССР. Сегодня, разбросанный по странам
советского мира, живет огромный единый
народ. (Странами советского мира я
предлагаю называть страны, образовавшиеся
на обломках СССР, и имеющие общую
культурную основу - советскую культуру. Это
выражение аналогично например, выражению
"страны арабского мира", т.е. страны
возникшие когда-то на обломках арабского
халифата, и имеющие общую культурную основу,
которая первоначально являлась
официальной идеологией халифата).
Советский народ пока
еще не полностью осознал себя единым
народом, единым этносом. Но осознание это,
как мне кажется, постепенно созревает. Я
мечтаю о том дне, когда в результате этого
осознания возникнет единое национальное
государство единого советского народа -
страна под названием Советия, которая не
будет разделена на республики, автономии, и
национальные округа. В ней не будет народов
младших и старших, а будет только один народ
- Советский. (В крайнем случае, если какой-либо
из древних народов захочет культурной
автономии, для него наверное можно будет
сделать что-нибудь вроде индейской
резервации в США.) Сегодня подобная мечта
кажется нереальной, но кто знает: Мечта
овладевшая умами множества людей может
стать огромной силой, способной изменить
мир.
Но чтобы понять, что делать дальше, и как
строить Советию, необходимо сперва извлечь
уроки из гибели СССР, чтобы не повторять его
ошибок.
Советский народ переживает сейчас глубокий кризис. Но
всякий кризис - это не только трудности, это
еще и шанс разрешить накопившиеся
противоречия и выйти из кризиса более
сильными, чем мы были, когда в него вошли.
Кризис - это не конец, это возможность
нового начала, возможность избавиться от
всего старого, застойного, закостеневшего,
от чего трудно избавиться в обычных
условиях.
Если посмотреть на перечень проблем, с которыми
столкнулся СССР к началу 80-х годов,
значительная их часть была порождена
окостенелостью идеологии, ее отставанием
от жизни, ее догматизмом, и, что очень важно,
превращением конкретного экономического
механизма в идеологический фетиш.
У истоков общесистемного кризиса СССР лежал
идеологический кризис, и невозможно будет
создать устойчивое и жизнеспособное
государство советского народа, не проведя
глубокой идеологической реформы.
Для того, чтобы начать реформировать советскую
идеологию нам необходимо ответить на
главные вопросы: Как нам все же относиться к
коммунизму? Не выбросили ли мы вместе с ним
гуманизм, да может быть и вообще
рационализм как таковой? Неужели смысл
жизни человека действительно в собирании
дензнаков? А как же творческое начало в нем?
Почему мы отдали коммунизм на откуп уличным
горлопанам и аппаратным дядям, которые
снова мечтают о том, чтобы использовать для
обмана масс самую светлую и прекрасную
мечту человечества, мечту об обществе, в
котором людям не приходится перегрызать
друг другу горло, чтобы выжить? Почему мы не
реформировали коммунизм, когда видели,
сколь архаичным он стал в эпоху Брежнева,
почему не привели идеологию в соответствие
с реалиями конца двадцатого века и научно-технического
прогресса? Может быть, если бы вовремя
удалось реформировать коммунизм, не было бы
сейчас этого кошмара, когда страна
разодрана в клочья, полыхающие в кострах
локальных гражданских войн, когда большая
часть населения влачит жалкое
полунищенское существование, недостойное
жителей цивилизованной страны, когда ... Да
вы все сами знаете ...
Когда я писал эту книгу, мне хотелось, чтобы мои
читатели, пусть даже они будут самыми
убежденными демократами - коммунизм как
идея, а не как сложившаяся в нашей стране
практика, не противоречит демократии - хоть
немного задумались над этими вопросами.
Потому что я убежден, что единственная идея,
которая может возродить рассыпавшуюся
страну - это отнюдь не национальная идея
кулика, хвалящего свое болото. Это может
быть только реформированный
демократический коммунизм,
ориентированный на повышение уровня жизни
народа посредством развития высоких
технологий. Против этого, по-моему, может
выступать только коррумпированная
верхушка, но таких людей в нашей стране не
более десяти процентов. Остальные боятся
коммунизма потому, что их приучила к этому
нынешняя пропаганда, приравнявшая
коммунизм к сталинизму. На самом деле
коммунизм не ограничивается сталинизмом,
он даже не ограничивается марксизмом, выбор
гораздо шире, и этот выбор за нами. Этой
книгой мне хотелось пробить хотя бы
маленькую брешь в стене возведенной
повседневной отупляющей пропагандой,
которую мы слышим сегодня со всех сторон.
Мне хотелось бы, чтобы даже самый
замороченный пропагандой читатель начал
понимать: выбор зауженный до выбора между
нынешним режимом и сталинскими лагерями -
это обман. На самом деле выбор гораздо шире.
Давайте искать, давайте выбирать. Но мы не можем
себе позволить просто так выбросить
коммунизм на свалку истории, хотя бы уже
потому, что, хотим мы этого или не хотим, но
коммунизм является такой же идеологической
основой советского народа, как, например,
православие для русского, или, скажем
католицизм для итальянского или испанского
народов. Аналогии с католицизмом сразу же
заставляют вспомнить Реформацию, когда
идеология, отставшая от жизни, была сильно
подправлена, и появилось Протестантство.
Советская идеология отставала от реалий конца
двадцатого века. Советские инженеры стали в
нашей стране самой многочисленной
социальной группой, численностью
превосходившей рабочих, а идеология по-прежнему
провозглашала рабочий класс гегемоном.
Советский народ стал народом, состоящим из
ярко выраженных творческий
индивидуальностей, а идеология, несшая в
себе пережитки средневекового
коллективизма, по прежнему относилась к
этому народу как к однородным "массам"
полуграмотных крестьян. Все это привело к
тому, что идеологию перестали воспринимать
всерьез, и во многом предопределило гибель
СССР. Коммунистическая идеология остро нуждалась в Реформации,
которая привела бы ее в соответствие с
потребностями новой силы, выходившей на
передний план исторического процесса. Необходимо
было переформулировать коммунизм в духе
техницизма. Нельзя сказать, что в СССР в
этом направлении совсем ничего не было
сделано - провозглашение науки
производительной силой общества было шагом
в верном направлении, но этого было явно
недостаточно. Необходимо было очистить
идеологию от накопившейся в ней архаики, от
пережитков средневекового утопического
социализма. Избавиться от идеалистического
представления о том, что "нового человека"
можно создать с помощью промывания мозгов,
без построения материально-технической
базы коммунизма, и от вытекающего из этого
представления морального максимализма.
Вернуться к материалистическому пониманию
истории. Начать, наконец, сложный и
болезненный, но совершенно необходимый
процесс постепенного перехода от "коммунистической
религии" к настоящему коммунизму. Создать механизмы, предотвращающие от
идеологического окостенения в будущем.
Однако такая реформация так и не была
проведена.
Поменять что-либо в те времена, когда идеология была
задогматизирована, и все в стране
окостенело, было просто невозможно. Сегодня,
в условиях пусть очень куцей, но все же
демократии, перед советским народом
открывается, по крайней мере, теоретически,
возможность отстаивать свои национальные
интересы и преобразовывать страну в
соответствии с советскими идеалами
прогресса и справедливости. Но эта
теоретическая возможность может быть
реализована на практике, только если
советский народ сумеет самоорганизоваться
и создать полноценную советскую общину. По-видимому,
необходимо также создание политической
силы, которая представляла бы интересы
советского народа.
Исторически наша страна является страной
коммунистической идеологии, так же как и
Китай. Однако в данный момент у нас есть
одно преимущество по сравнению с Китаем. В
Китае коммунистическая идеология
приспосабливалась к рыночным реформам
эволюционным путем, и в ней осталось
множество анахронизмов, что неизбежно,
когда идеология является официальной - у
нее слишком много официальных блюстителей
чистоты. У нас же, в связи с потерей
идеологией официального статуса (потерей,
судя по всему, временной) на короткий (с
точки зрения истории) срок открылась
уникальная историческая возможность
радикальной реформы, я бы даже сказал "реформации",
идеологии, приведения ее в соответствие с
реальными потребностями сегодняшнего дня.
Нет худа без добра, и нынешний идеологический
хаос, при всех его отрицательных
последствиях имеет одно положительное - он
дает шанс провести такую Реформацию
сравнительно безболезненно. Во
времена так называемого “застоя” сделать
это было невозможно - идеологическая
система уже была слишком окостеневшей.
Сейчас для реформации настал самый
подходящий момент. Позже, если власть в
стране захватят националисты,
прикрывающиеся коммунистической
идеологией, этого сделать будет уже нельзя.
Только сейчас, в нынешней обстановке
идеологического хаоса возможна настоящая
реформация коммунизма.
Подчеркну
еще раз, что я имею в виду не такую "реформацию",
когда пытаются соединить несоединимое -
коммунизм с религией и национализмом. Я
имею в виду переосмысление коммунизма в
техницистском духе - назовем это
технокоммунизм. В каком-то смысле это
должно стать возвращением к истокам, к тем
юношам конца 19-го века, начитавшимся научно-фантастических
романов, но только с учетом их трагических
ошибок.
Мы могли бы создать идеологию, которая, с одной
стороны, обеспечивает историческую
преемственность со всем тем хорошим, что
существовало в советском прошлым (и тем
самым привлекли бы на свою сторону опыт
прошлых поколений), а, с другой стороны, в
гораздо большей степени, чем нынешняя
китайская идеология, соответствует реалиям
начала двадцать первого века, реалиям
открытого, информационного,
постиндустриального общества. Между тем
наша интеллигенция встала в позу: ей, видите
ли, не нравятся слова "коммунизм" и "советский".
В области идеологии она предпочитает
распространять либо полный нигилизм, либо
средневековую религиозную идеологию, не
имеющую никакого отношения к реалиям
современного мира. Реформа
коммунистической идеологии целиком отдана
на откуп русским националистам и
сталинистам. И нам потом придется жить по
той идеологии, которую они сочинят, потому
что народ, в конце концов, раньше или позже,
все равно неизбежно проголосует за
коммунизм. И если у него не будет выбора
между различными вариантами коммунизма, он
проголосует за тот вариант, который ему
предложат националисты. Таким образом,
своим пещерным антикоммунизмом, своим
нежеланием создавать "просвещенный"
коммунизм, интеллигенция может в очередной
раз погубить страну.
У нас есть уникальный исторический шанс
спасти страну, шанс, который возможно
никогда уже не повториться.
Реформа должна сохранить в идеологии то, что
действительно важно, что является для
советской цивилизации определяющим и
основным: приверженность научному
мировоззрению и идеалам гуманизма,
эгалитарного общества, и технического
прогресса. Это - принципиальные положения,
не подлежащие ревизии, и я думаю, что
относительно этих принципов никаких
возражений не будет у большинства
советских людей, включая даже советских
антикоммунистов (им может не понравится
слово "эгалитарный", но следует
помнить, что здесь я имею в виду обеспечение
равенства возможностей, а не уравниловку).
Вся остальная часть идеологии должна быть
гибкой, способной к эволюции и
приспособлению к конкретным историческим
условиям.
Но прежде чем рассматривать конкретные
особенности новой, реформированной
идеологии, необходимо сперва ответить на
один принципиальный вопрос: сколько
свободы общество может позволить
индивидууму?
Легко понять, почему этот вопрос так важен при
определении контуров идеологической
реформы. Если посмотреть на происшедшую
катастрофу с точки зрения "человека с
улицы", то можно увидеть, что одной из
причин, по которой он так относительно
легко согласился с разрушением Советского
Союза, было недовольство тем, что его
заставляли "шагать строем", "быть
как все", не давали достаточно
возможности развернуться его инициативе.
Иными словами, ограничивали его свободу.
Можно сказать, что Советский Союз к концу
своего существования давал своим гражданам
меньше свободы, чем возможно можно было бы
им позволить без ущерба для государства (и
даже может быть с пользой для него). С другой
стороны, совершенно очевидно, что та
степень свободы, которую обрели отдельные
граждане в ходе Перестройки, оказалась
столь высокой, что привела к полному
разрушению страны. Можно сказать, что
начало гибели СССР положил недостаток
свободы, а окончательно его погубил ее
избыток. Ясно, что для нормального развития
страны уровень свободы в ней должен точно
соответствовать возможностям страны.
Поэтому прежде чем пытаться понять какой
должен быть уровень свободы в будущей
стране советского народа, нам следует
разобраться в таких абстрактных на первый
взгляд вопросах как "что значит, что
общество может позволить себе свободу" (выражение,
которое я часто употребляю на страницах
этой книги), и каким образом зависят друг от
друга свобода, технический прогресс и
социальные ограничения на поведение людей (такие
как мораль, право, общественное мнение и т.д.).
Теперь представим себе, что на острове потерпел
кораблекрушение замечательный ботаник-селекционер,
который быстро разобрался в ситуации, и
через несколько лет вывел новый сорт этого
растения, семена в котором созревают до
появления плодов, и поэтому плоды его можно
есть в любой момент. Этот новый сорт быстро
распространился по острову, однако вождь и
верховный шаман не отменили прежнее табу на
срывание ранних плодов, поскольку
привилегия срывать ранние плоды является
символом их высокого социального статуса,
который они терять не хотят. С этого (но
только с этого) момента призывы "диссидентов"
к отмене табу становятся обоснованы и
полезны для общества, поскольку только с
этого момента утверждение "диссидентов"
о том, что табу существует лишь для
сохранения привилегированного положения
верхушки племени становится полной правдой.
Пример этот может показаться несколько надуманным,
но если проанализировать любой наугад
взятый запрет, можно увидеть что этот
пример - упрощенная модель того, как на
протяжении всей истории человечества
возникали практически все известные
запреты и ограничения - религиозные,
моральные, юридические, да и просто
неписаные обычаи, нарушать которые не
рекомендуется, если не хотите вызвать к
себе враждебного отношения окружающих.
Оглядываясь назад, из настоящего в далекое
прошлое, можно легко сделать ошибочное
заключение, что большинство этих запретов
являлись лишь орудием тирании властей и
продуктом невежества и суеверия масс.
Именно так преподносят нам историю
большинство учебников - как мужественную
борьбу просвещенных и благородных борцов
за свободу с тиранами и мракобесами. На деле
все обстоит немного сложнее. Тирания и
невежество действительно имели место, но
это лишь одна сторона медали. Подавляющее
большинство запретов родились в силу
объективных обстоятельств и до тех пор,
пока эти объективные обстоятельства
сохранялись, действия "борцов за свободу"
были по сути вредительскими - в случае их
успеха они нанесли бы огромный ущерб всему
обществу, а не только привилегированным
властям. Другое дело, что когда в ходе
технического прогресса общество получало
новые ресурсы и перед ним открывались новые
возможности, запреты действительно
превращались в оковы, сдерживавшие
дальнейший прогресс общества, борцы за
свободу, борясь с консерватизмом властей и
устаревшими взглядами обывателей,
действительно делали полезную для общества
работу. Учебники истории запечатлевают их
триумфы, но при этом часто забывают сказать,
на каких достижениях технического
прогресса эти триумфы объективно основаны -
отсюда у читателей учебников может
создаться впечатление, будто борьба за
свободу - это всегда и при всех условиях
хорошее и полезное для общества занятие.
Из этого примера легко можно сделать
следующие выводы:
1.Любые проблемы, стоящие перед обществом, в
принципе можно решить двумя способами:
социально-психологическим (т.е. путем
введения запретов и ограничений на
поведение людей) или техническим (т.е. путем
преобразования природы)
2.Не всегда все проблемы, требующие
немедленного решения, можно сразу решить
техническим способом. Уровень научно-технического
развития общества должен соответствовать
сложности технической задачи. Иногда
обществу требуются столетия научно-технического
прогресса, чтобы дорасти до решения той или
иной задачи техническим путем.
3. А пока уровень научно-технического
развития недорос, обществу неизбежно
приходится вводить те или иные ограничения
на поведение индивидуума (т.е. решать задачи
социально-психологическим путем).
4. Если социально-психологические запреты не
совсем задушили технический прогресс (это
большое "если", но это уже отдельный
разговор), то раньше или позже в ходе
технического прогресса появляется
возможность технического решения той или
иной проблемы, которая до этого момента
решалась с помощью наложения ограничений
на поведение индивидуума.
5. С этого момента (но не раньше его), данное
ограничение перестает быть объективно
необходимым и оправданным, и превращается в
инструмент ничем не оправданной тирании
общества над индивидуумом. Только с этого
момента борьба с этим ограничением
становится делом полезным и оправданным.
Итак, уровень свободы, которым могут
пользоваться индивидуумы, не нанося при
этом ущерба обществу, напрямую зависит от
имеющихся в распоряжении общества
материальных ресурсов. Имеющиеся ресурсы -
это объективный, материальный фактор,
обойти который невозможно никакими
субъективными, идеалистическими призывами
к большей свободе. Бедное общество не может
быть свободным. Единственный способ
увеличить объем доступных обществу
ресурсов - это повысить уровень
технического развития общества. Решение
основного противоречия гуманистической
цивилизации, противоречия между свободой
индивидуума и интересами общества,
возможно только на пути технического
прогресса. Свобода человека растет по мере
покорения им сил природы.
Но объем доступных обществу ресурсов зависит
не только от уровня развития техники, но и
ото всех других обстоятельств жизни
общества (в частности климата - при прочих
равных условиях общество вынужденное
тратить значительную часть своих ресурсов
на отопление, с точки зрения конечного
пользователя - индивидуума - располагает
меньшим объемом свободных ресурсов и
потому менее свободно).
Зависимость уровня свободы от доступности ресурсов
позволяет объяснить огромное количество
самых разнообразных фактов. Например,
результаты проведенного в начале 1990-х годов
исследования, показавшего, что
слаборазвитые страны, которые вначале
вводили у себя демократию и всяческие
свободы, и только потом начинали проводить
реформу экономики, неизбежно в конце концов
разорялись. Те же, кто (как Китай) начал с
развития экономики, оставив политические
реформы на потом, процветали, и даже смогли
потом позволить себе постепенно вводить
демократические свободы.
В более глобальном, всемирно-историческом
плане можно сказать, что эта зависимость
объясняет, почему на протяжении веков все
большее число людей становятся свободными,
почему постепенно исчезает на Земле
рабство, почему рушатся моральные устои и
запреты, закрепленные в традиционных
религиях.
Но полностью мораль никогда не отомрет,
поскольку человечество никогда не сможет
достичь абсолютной свободы от сил природы (хотя
и будет постоянно все больше и больше
приближаться к такой свободе, по мере
накопления своего технического могущества).
На любой момент времени всегда будут
существовать какие-то вещи, которые
человеческое общество не сможет себе
позволить (из-за нехватки ресурсов, из-за
невозможности обратить вспять последствия
некоторых действий и т.д.). Какие-то действия
нежелательные для общества в данный момент
и в данных условиях, общество будет
вынуждено запрещать. Т.е. законы,
запрещающие делать то-то и то-то будут
существовать всегда. Например, до тех пор,
пока человечество не научится легко и
дешево воскрешать убитых, запрет на
убийство будет действовать (как и тысячи
других законов, предотвращающих
невозместимый - на данном этапе развития
техники - ущерб).
Но человек не может идти по жизни со сводом законов в
руке, каждый раз перелистывая этот толстый
том, прежде чем сделать маленький шажок,
чтобы убедиться, что шажок этот не нарушает
никаких законов. Т.е. для повседневной жизни
человеку нужны не сознательное знание
законов, а автоматические, "бессознательные"
навыки такого поведения, которое не
позволит ему приблизиться к той опасной
черте, за которой начинаются нарушения
законов. Тут и появляются мораль и этика.
Мораль также соотносится с законом, как
навыки соотносятся со знаниями.
В нравственности нет ничего
сверхъестественного, она имеет вполне
материальное происхождение, и представляет
из себя, пользуясь терминологией
психологов, "интериоризированный"
закон плюс некоторый "запас порядочности",
чтобы быть от нарушения закона подальше. Но
кроме того, что нравственность имеет
материальное происхождение, она еще и
исторична, т.е. она изменяется вместе с
развитием человечества. По мере увеличения
могущества человека над природой
юридические законы смягчаются - они
предоставляют все больше и больше свобод,
прав и возможностей все более широкому
кругу людей. А вслед за законами начинают
смягчаться и нравственные требования.
Хочу обратить особое внимание на то, что такое
расширение прав, свобод и возможностей,
допустимых законом - результат вполне
материального прогресса техники. Благодаря
ему, общество, которое не могло раньше
позволить себе (чисто материально) таких
свобод, теперь в силах их себе позволить.
Иными словами, мораль, в конечном счете,
определяется уровнем технического
развития общества.
Но здесь есть один тонкий момент. Развитие техники
может сделать общество настолько богатым,
что оно cможет
позволить себе ввести новые свободы для
своих граждан. Но "иметь возможность
позволить себе" еще не значит "захотеть
это сделать". "Захотеть сделать это"
общество может только тогда, когда оно
привержено гуманистическим идеалам. Если
попытаться выразить эти идеалы одной
фразой в самом обобщенном виде, то
получится что-то вроде: "Каждый человек
имеет право стремиться к свободе". Под
приверженностью общества идеалам
гуманизма я понимаю наличие в обществе
определенных механизмов, которые учитывают
это стремление людей к свободе и соотносят
его с тем, что именно общество может
позволить себе и своим гражданам на данный
момент. Эти механизмы вырабатывают
определенный компромисс между этим
стремлением и реальными возможностями
общества, и этот компромисс находит
отражение в законах, а в конечном счете и в
морали.
Так что мораль определяется не только уровнем
технического развития общества, но и его
идеалами. Хочу особо подчеркнуть этот
момент: в паре "идеалы-мораль", идеалы
первичны, а мораль вторична. Идеалы могут (и
по-видимому) должны быть постоянны, как
доминанты, определяющие направление
развития общества, мораль же, являясь "мгновенным
снимком" текущего состояния общества и
его возможностей, может, и должна меняться.
Мы не можем составить кодекс морально-нравственных
правил людей будущего, поскольку мы не
можем знать в каких конкретных условиях они
будут жить, какими ресурсами и техническими
возможностями они будут располагать. Более
того, поскольку, я надеюсь, у человечества
все же хватит ума не допустить полной
остановки технического прогресса, эти
возможности и ресурсы будут расти, и,
соответственно, мораль будет меняться в
целом в сторону расширения свобод.
Единственное, о чем мы сегодня можем говорить - это об
идеалах. Мы можем попытаться предсказать,
какие идеалы приведут к расширению свобод,
а какие могут загнать человечество в вечное
рабство.
Но мы не можем теоретически предсказать, какой
именно уровень свободы допустим для
общества при том, или ином уровне развития
производительных сил. Например, в начале
Перестройки мы полагали, что уже сейчас мы
можем позволить себе гораздо больше свобод,
чем, как впоследствии выяснилось, общество
может реально себе позволить, не разрушаясь
при этом, и не теряя той материальной и
интеллектуальной базы, без которой
невозможно дальнейшее развитие
производительных сил, и делая людей в
конечном счете настолько бедными, что они
не могут воспользоваться этими вновь
дозволенными свободами. Поэтому сейчас и
стала неизбежной корректировка уровня
свободы в обратную сторону, приведение его
в соответствие с тем, что общество может
реально себе позволить в нынешних условиях.
Т.е. уравновешивание свобод и возможностей
происходит эмпирически, за счет обратных
связей. И эмпирический способ - это пожалуй
единственный способ реально учитывающий
все многообразие жизненных обстоятельств,
которое невозможно мысленно предугадать,
которое открывается только в эксперименте.
Правда, нынешний социальный эксперимент,
хотя и дал нам невероятно много информации
и рассказал нам такие вещи о нашем обществе,
о которых мы и подумать раньше не могли,
получился очень жестоким и дорогостоящим. Я
думаю, что мы могли бы получить практически
всю необходимую информацию для принятия
решения о том, какой уровень свобод мы можем
позволить себе на данный момент с гораздо
меньшими затратами, не доводя страну до
разрушения как сейчас, если бы увеличивали
уровень свобод более плавно и медленно, и
более тщательно отслеживали бы реакцию
общества. Тогда не пришлось бы так далеко
шарахаться из стороны в сторону - от
авторитарного режима к анархии и обратно,
чуть ли не к диктатуре. Сейчас наше общество
ведет себя как система с плохо подобранными
(чересчур большими) коэффициентами
обратных связей. Как известно из теории
автоматического регулирования, в такой
системе возникают автоколебания.
Простейший пример - пьяный на улице,
движущийся зигзагами: оказавшись на
обочине, он видит, что идет не в ту сторону,
но не может выдать такое корректирующее
воздействие, которое было бы достаточно
малым, чтобы не проскочить середину дороги,
и оказывается в результате на
противоположной обочине. Далее все
повторяется. Так он и мотается из стороны в
сторону. А ведь чтобы не проскочить
середину дороги и пойти по ней твердым
шагом, нужно лишь немного уменьшить
коэффициент обратной связи. Но пьяному это
не под силу.
В идеально устроенном обществе должны быть
хорошо отрегулированы коэффициенты
обратных связей, система должна быть "сдемпфирована",
чтобы в результате социальных
экспериментов, проверяющих, не может ли
общество позволить себе больше свободы, не
возникало сильных автоколебаний, которые
очень дорого обществу обходятся. Но сами
такие эксперименты должны регулярно
проводиться, иначе общество не будет
постепенно двигаться вперед, к свободе. В
устройство общества должны быть встроены
такие механизмы, которые, с одной стороны,
обеспечивали бы возможность проведения
подобных экспериментов, а с другой
ограничивали бы их размах в безопасных для
общества рамках, и, уж во всяком случае, не
допускали бы разрушения материально-технических
и интеллектуальных ресурсов общества, без
которых невозможен технический прогресс,
являющийся единственной материальной
основой приближения общества к свободе.
Следующая страница ->[Глава 8 Реформа идеологии]