6. О советском народе
Н.Г.: Вы автор оригинальной и небезынтересной работы под названием «Советия». В ней множество любопытных идей, но хотелось бы затронуть одну из них – Вы считаете, что в 1922-1991 в СССР сформировался новый народ, причем не в русле той лубочной дефиниции, которая была принята на ХХІV съезде КПСС, а именно как этническая, национальная общность. Мало того, себя Вы считаете не русским, а именно «советским». Обоснуйте свою мысль.
Я считаю советским не только себя, но также и значительную часть тех, кто сами считают себя русскими, украинцами, белорусами, казахами, армянами, грузинами, азербайджанцами, молдаванами, евреями, этническими немцами… В общем, я не буду перечислять здесь все 150 так называемых «национальностей» Советского Союза. Давайте лучше к делу.
Национальный вопрос вещь очень запутанная, и очень «взрывоопасная», в особенности в нашей стране. Но решать его надо, потому что именно он был одной из главных причин распада нашей страны на 15 государств в 1991 году, и, если мы и дальше будем в нем путаться, страну разнесет на еще более мелкие кусочки – прошло всего четверть века, и на территории нашей страны уже не 15, а более 20 государств, если считать всевозможные непризнанные республики.
Четкой и устоявшейся терминологии для того, чтобы рассуждать об этом вопросе не существует, все понятия очень размыты, никто не может даже четко и определенно сказать, чем определяется этническая принадлежность – принадлежностью к определенной культурной традиции, или же генами, доставшимися от родителей. Нет четких и определенных границ и между понятиями «народность», «нация», «национальность» и «этнос». Поэтому сначала надо объяснить ту терминологию, которую я буду использовать далее, отвечая на ваш вопрос. Прежде всего, как вы уже, наверное, заметили, я не собираюсь использовать слова «страна» и «государство» как синонимы. Страна - это единое цивилизационное пространство, а государство – это политический суверен. Чтобы такое словоупотребление было понятнее, приведу пример: была в Европе такая страна – Германия, разделенная на два государства – ФРГ и ГДР.
Теперь остальные термины:
Народность – культурная и языковая общность, характерная для доиндустриальной эпохи, когда люди перемещались мало, генетический состав популяции практически не менялся, поэтому народность в принципе можно определять и по генам родителей.
Народ – это просто население одного государства (так что это слово не про этносы, а про демографию).
Нация – культурно-цивилизационная общность людей, постепенно возникающая из народа, состоящего из народностей, проживающих в границах одного государства. Для того, чтобы государство могло существовать как единое целое, государство устанавливает определенные стандарты взаимодействия между своими гражданами, прежде всего коммуникационный стандарт – т.е. единый язык, с помощью которого все народности, составляющие народ этого государства, могут общаться между собой и таким образом государство может функционировать как нечто единое целое. При этом язык, принимаемый в качестве коммуникационного стандарта, выбирается самым случайным образом. Зачастую, это язык той народности, из которой происходят правители государства. Но бывают и другие варианты. Например, французская нация, изначально составленная из различных кельтских, и, возможно, некоторых германских племен, приняла в качестве коммуникационного стандарта язык, который ни одному из этих племен не принадлежал. В основу французского языка легла латынь – язык официальной государственной церкви, который кельты всячески уродовали, пытаясь приспособить под свое произношение. В это же время по другую сторону Альп латынь уродовали германские племена – и в результате получился итальянский язык. Я тут предельно упрощаю очень сложный процесс, который занял тысячу лет и множество итераций, когда государства образовывались и распадались с возникновением местных диалектов, а потом снова собирались в одно государство, и коммуникационным стандартом становился диалект той провинции, которая сумела собрать вокруг себя остальные провинции, но суть процесса именно в этом – довольно часто коммуникационный стандарт нации возникал не из языков местных народностей, а на основе языка официальной религии. И похоже, что на территории, впоследствии ставшей Россией, происходил аналогичный процесс – финно-угорские племена уродовали церковнославянский язык, приспосабливая его под себя. В результате получился тот язык, который мы сегодня называем русским, и который лингвисты относят к славянским языкам. При этом современные генетические исследования показывают, что на территории России славян практически нет, в основном «генетические» финно-угры, говорящие по-русски, хотя до сих пор еще осталось много анклавов, где финно-угры продолжают говорить на финно-угорских наречиях.
Иными словами, народ обычно состоит из двух разных типов этносов: 1) народностей, которые продолжают в быту говорить на родном «этническом» языке, и используют язык коммуникационного стандарта только когда приходится общаться с другими народностями или с представителями нации; и, 2) собственно представителей нации, которые давно уже преодолели свою «этничность», позабыли «этнический» язык своих предков, и говорят только на языке коммуникационного стандарта, который стал их родным языком. Нации могут быть составлены из потомков самых разных народностей, поэтому принадлежность к ним определяется уже не генами, а языком коммуникационного стандарта и культурной традицией, которая объединяет их членов. При этом, поскольку нации обычно складываются постепенно, на протяжении многих поколений, в народе всегда имеется множество людей, находящихся как бы в промежутке между нацией и народностью, когда, например, для человека родным является язык коммуникационного стандарта, но при этой он продолжает следовать определенным традициям и обычаям народности, к которой принадлежали его предки.
Можно сказать, что нация – это интеграционный проект государства, создающего единую культурную общность из пестрого множества всевозможных народностей. Причем, когда нация уже построена, она может оказаться настолько прочной, что способна даже на какое-то время пережить распад государства, которое ее создало, и раздел страны на несколько государств. Но если страну, раздробленную на удельные княжества, растащат соседи, внутри этих соседних государств осколки нации могут снова оказаться на положении народностей, которые впоследствии станут строительным материалом новых наций (правда, не все народности одинаково легко ассимилируются в нации. Основным препятствием к объединению разных народностей в единую нацию всегда были конфессиональные различия).
Исторически Россия никогда всерьез не занималась строительством нации. Россия всегда занималась выстраиванием оборонного периметра. В отличии от Европы с ее Альпами, Пиренеями и другими горными хребтами, очерчивающими естественные, удобные для обороны границы национальных государств, Евразия представляет из себя бесконечную равнину без каких-либо естественных рубежей, удобных для обороны границ. Поэтому московские князья просто постепенно отодвигали границы княжества как можно дальше от Москвы, надеясь создать вокруг себя некую буферную зону – чем дальше сторожевой пост на границе, тем раньше он сможет оповестить Москву о скачущей коннице противника. Стремления поработить племена и народности, населявшие эту буферную зону, у них не было, не было также стремления их эксплуатировать, они просто не знали, как это делать, поскольку капитализма в России не было никогда. Возможно, что, чувствуя себя христианскими государями, ответственными за просвещение язычников, они посылали в глухие леса каких-нибудь миссионеров с библией на церковнославянском, чем, наверное, и объясняется, что часть финно-угорских племен все же выучилась говорить по-русски. Но с мусульманами они не связывались, просто добивались, чтобы местные ханы принесли клятву верности своему новому феодальному сюзерену, московскому царю, а в остальном позволяли им жить так, как они жили всегда. И лишь в ХІХ веке Россия, наконец, вышла к естественным оборонным рубежам – к горным хребтам Кавказа, Карпат, Памира, Алтая, к морям – Балтийскому на западе, Черному на юге, Охотскому и Баренцеву на востоке. Вышла и остановилась, поскольку главная цель создания так называемой Российской «империи» была достигнута – у России появился более или менее сносный оборонный периметр (если не считать неприятной дыры в районе Польши, через которую сперва пролез Наполеон, а потом и Гитлер. Аляску, которую захватили по инерции, и которая создавала только лишнюю трудно обороняемую границу с Канадой, быстро продали). «Империю» беру в кавычки, поскольку природа этого государственного образования была принципиально отличной от настоящих империй, создававшихся европейскими капиталистическими державами, таким как Британия или Франция, с целью капиталистической эксплуатации колоний.
Нацию начали строить очень поздно. К 1917 году Российское государство подошло в виде полной мешанины из отдельных народностей, принадлежавших самым разнообразным религиозным конфессиям, и говоривших на более чем 150 языках. Интеграционный проект русской нации существовал, но был очень жестко ограничен обязательной принадлежностью к православной конфессии, поскольку православие было изначальной официальной религией Московского княжества. Нельзя сказать, что проект этот был к 1917 году полностью исчерпан. На территории Российской Империи еще оставалось несколько православных народностей, не вошедших полностью в русскую нацию. Но было ясно, что русская нация никогда не сможет вобрать в себя народности, исповедовавшие ислам, иудаизм, лютеранство, буддизм. Россия обречена была быть «лоскутной империей».
И тут происходит Октябрьская Революция. Возникает новая цивилизация, с новой системой смыслов и ценностей, в которой просто нет места религии. Вообще никакой религии. Судя по тому энтузиазму, с каким народ в 20-е годы крушил церкви, обращение большинства населения в атеизм происходит молниеносно и лавинообразно. Возникает новый интеграционный проект Советской нации, который потенциально способен вобрать в себя все население страны, поскольку для него нет ни православного, ни иудея, ни мусульманина, ни лютеранина, ни буддиста, есть только советский человек, строящий новый мир. В дальней перспективе начинает прорисовываться возникновение на территории бывшей Российской империи не просто единого государства, а единой страны Советии, единого цивилизационного пространства, населенного одной нацией – Советской.
Но в реальной жизни все оказывается не так просто. Сразу после революции по империи прокатывается первый «парад суверенитетов» (повторившийся потом после 1991 г.) - пользуясь хаосом в столицах, народности пытаются основать свои государства и стать нациями. Молодому советскому государству пришлось пойти на очень серьезный компромисс, и превратить государство в эдакую этническую «матрешку» - внутри союзного государства создать союзные республики, а внутри союзных республик создать автономные республики и национальные округа. Появилось понятие «титульной нации» - с точки зрения союзного государства, все те же народности, но с точки зрения этой конкретной союзной республики – вроде как нация, при которой есть свои народности, проживающие в автономных республиках, но с точки зрения этих автономных республик эти народности тоже были «титульными нациями», при которых были свои народности, но на этот раз уже настолько малочисленные, что с политической точки зрения они ничего не значили, и потому с их самолюбием можно было не считаться.
И наконец, в порыве политкорректности, советские бюрократы изобрели такую штуку как графа «национальность» в паспорте, которая теоретически должна была защищать права даже самых малых народностей, например, давала им право требовать переводчика с их языка, если им приходилось общаться с судом или следственными органами. Очень важно отметить, что понятие «национальность», в отличие от упомянутых выше «народности» и «нации» - это не научный этнографический термин, а сугубо бюрократическое изобретение, обозначавшее только одно: к какой народности или нации принадлежал дальний предок носителя паспорта по отцовской линии, живший в период Октябрьской Революции. Запись в графу «национальность» делалась на основании такой же записи в паспорте отца, которую тот унаследовал от своего отца, а тот от своего отца, и так далее, назад в прошлое, до самой Октябрьской Революции. При этом было совершенно неважно, к какой народности или нации принадлежала мать носителя паспорта, или мать его отца, или мать деда или прадеда. Неважно также было, что уже прадед носителя паспорта мог быть человеком, полностью преодолевшим свою этническую народность и ассимилировавшимся в нацию, как в языковом, так и в культурном плане. Графа «национальность» никак не отражала изменчивую реальность этого мира, реальный мир ей был вообще не интересен, она существовала вне времени, и была навеки закреплена за всей мужской линией потомков, уходящей в бесконечное будущее. И самым главным моментом для рассматриваемого здесь вопроса является то, что в утвержденном списке народностей и наций, которые допускались к записи в графу «национальность», советская нация отсутствовала, поскольку на момент Октябрьской Революции такая нация еще не существовала. Появление такой записи у кого-нибудь в паспорте было логически невозможно, поскольку, если бы она там появилась, то это означало бы, что у носителя паспорта был советский предок, родившийся еще до Октябрьской Революции.
Но если мы выйдем из этого бюрократического зазеркалья, и посмотрим, что происходило в реальной жизни, то увидим, что формирование советской нации шло полным ходом на протяжении всей советской истории. Причем шло по обоим направлениям – формировалась как языковая, так и культурная общность всего населения СССР, несмотря на все административно-бюрократические препоны, на всю эту «матрешку» из республик и графу «национальность».
Интеграционный проект «Советская нация» в качестве коммуникационного стандарта унаследовал язык, создававшийся для предшествовавшего ему интеграционного проекта «Русская нация», и продолжавший называться русским языком, что впоследствии породило большую путаницу между понятиями «русский» и «советский». На самом деле в том обстоятельстве, что разные интеграционные проекты могут использовать в качестве коммуникационного стандарта один и тот же язык, нет ничего необычного. На ум тут же приходит американская нация, использующая в качестве коммуникационного стандарта английский язык, точнее американский диалект английского языка. И кстати, если мы внимательно сравним наш современный язык с языком русской классической литературы 19-го века, то увидим, что это разные диалекты, с разной лексикой, несколько отличающейся грамматикой, довольно сильно отличающейся фонетикой и совершенно другой орфографией. Мы можем не осознавать этого, но мы разговариваем на советском диалекте русского языка. Этот диалект «обратно совместим» с классическим русским языком: то есть мы понимаем язык Пушкина, потому что изучали его произведения в школе, но сам Пушкин не понял бы практически ни одного нашего слова, поскольку он наш диалект в школе не изучал. Да что там Пушкин, зачем так далеко ходить – потомки первой волны русской эмиграции, продолжающие разговаривать по-русски у себя дома, приезжающие в нашу страну, первые несколько недель вообще не могут понять здесь ни слова.
Русский язык подходил в качестве коммуникационного стандарта по двум причинам. Во-первых, это был коммуникационный стандарт предыдущего интеграционного проекта, и к моменту революции он уже являлся родным для большей части населения империи, а значительная часть остального населения империи уже владела им в качестве второго языка.
Важно подчеркнуть, что Советская Мечта и линия партии – это совершенно не одно и то же. Существовала масса «кухонных философов», которые могли критиковать и линию партии, и марксизм в целом, но Советскую Мечту не трогали – цель создания технологически развитого справедливого общества сомнению, как правило, не подвергалась.
По сути, советский - это любой житель планеты Земля, который мечтает Советскую Мечту, не принадлежит ни к какой религии, и свободно владеет советским диалектом русского языка. И я уверен в том, что на этой планете (причем во всех ее уголках, после последних волн эмиграции, создавших большую советскую диаспору) не так уж мало советских людей.
У советских есть все признаки нации – общий язык, общая культура, и, до распада СССР, было даже собственное государство. Но у нас практически нет одного очень важного признака нации – национального самосознания. Советские не умеют самоидентифицироваться как советские, потому что, отвечая на вопрос о своей этнической принадлежности, мы всегда смотрели в пятую графу, а там написано: «русский», «украинец», или еще что-нибудь из официального списка «национальностей», в котором слова «советский» никогда не было. Но какой он на самом деле «русский», если, например, он не крещеный, еще дед был атеистом, а все родственники по материнской линии были «украинцами», ну, разумеется, кроме тех, которые были «татарами», «цыганами», «евреями» и «этническими немцами»? Или, допустим, такой же «украинец», у которого украинцем был только один прадед по отцовской линии, и у которого он унаследовал фамилию, заканчивающуюся на «-енко», и больше ничего. И вот эти «русские» и «украинцы» живут на одной территории, говорят на одном языке, создают «смешанные русско-украинские» семьи, и отличаются только тем, что у одних фамилия заканчивается на «-ов», а у других на «-енко».
Я здесь не говорю о настоящих русских и украинцах, которые, конечно же, существуют, но которых на самом деле очень мало. Насколько мало, сказать трудно. Маркером принадлежности к старому, доставшемуся по наследству от царской России, интеграционному проекту «русская нация», несомненно, является православие. Сколько в РФ настоящих православных не скажет никто. Я сильно подозреваю, что статистика по количеству верующих и атеистов в Российской Федерации сильно искажена в пользу верующих, поскольку православие является в РФ де-факто государственной религией. Но я склонен верить прикидкам, говорящим, что регулярно ходят в церковь не более 2-3% населения, настоящих атеистов процентов 25-28, а остальные 70% либо просто демонстрируют своим «православием» лояльность государству, либо искренне пытаются искать в православии свои культурные корни и «скрепы», хотя вряд ли они их там найдут, поскольку их реальные культурные корни совсем не там, а в советской цивилизации. Я плохо знаком с ситуацией на Украине, но подозреваю, что и там настоящих украинцев не больше 5%, и происходят они в основном с Западной Украины.
Основная проблема упомянутой вами дефиниции «советского народа» от КПСС состоит в ее излишней политкорректности. Идеологи КПСС побоялись написать слова «Советская Нация». Вместо «нации» написали «народ», слово, которое ни к чему не обязывает и почти ничего не значит, просто все население государства. И определили его как «интернациональную» общность, имея в виду под национальностью, очевидно, пятую графу. С одной стороны, их можно понять: 70 лет для создания полноценной нации время явно недостаточное. Можно успеть создать лишь небольшое ядро нации, состоящее из людей, полностью преодолевших свою этническую народность, но вокруг этого ядра будет большое количество переходных форм между народностью и нацией («в церковь уже не ходит, но кулич на пасху еще ест»), и, наконец, будут оставаться еще и многочисленные этнические народности, с национальными языками, религиями, традициями. И очень боязно было обидеть тех, кто оставался еще вне этого ядра, в особенности на востоке, потому что «восток – дело тонкое». Может бабахнуть. Но так оно в 91-ом все равно бабахнуло, причем бабахнуло именно из-за этой политкорректности, потому что эта политкорректность лишила молодую нацию возможности самоидентификации, лишила ее национального самосознания. Государство не просто не выполнило свою главную функцию – функцию строителя нации, оно мешало ее вызреванию. Нация строилась не благодаря стараниям государства, а просто в силу наличия единого народнохозяйственного механизма, требующего единого языка, и порождающего единство бытия, которое в свою очередь ведет к единству сознания.
Народнохозяйственный механизм представлял из себя целостную систему, фактически не принимавшую во внимание административные границы между союзными республиками. Детали для одного изделия могли изготавливаться в одной республике, сборка промежуточных узлов могла производиться в другой, затем узлы эти в третьей республике дооснащались деталями сделанными в четвертой республике. Когда в 1991 году местные бюрократы захотели стать удельными князьками и разделили страну на отдельные государства, превратив эти условные административные границы в государственные, производство в стране практически остановилось.
Основы нынешнего конфликта между РФ и Украиной были заложены именно тогда, в 1991 году, когда на свет появились государства, право которых на существование обосновывалось исключительно административными границами союзных республик, абсолютно наугад нарисованными на карте бюрократами сталинских времен, да «титульными нациями», которые существовали только благодаря бюрократической фикции, называемой «национальность». Чтобы хоть как-то обосновать свое право на отдельное государство, республиканские так называемые «элиты» начали принудительно строить в своих республиках реально не существовавшие до этого титульные нации, используя в качестве строительного материала обломки советской нации, которую они стали усердно ломать. В РФ произошла попытка принудительного обращения атеистической нации в православие, на Украине началось принудительное навязывание населению языка титульной нации взамен советского коммуникационного стандарта. За прошедшие 30 лет кое-какие успехи в создании искусственных титульных наций были достигнуты, но это абсолютно не решило проблемы расчлененного народнохозяйственного механизма СССР.
Когда превращали условные административные границы союзных республик в реальные государственные, резали по живому, и получившаяся «расчленёнка» в принципе нежизнеспособна. Возьмем Российскую Федерацию. На карте она выглядит большой и могучей, и требуется порыться в статистических справочниках, для того, чтобы осознать, что по количеству населения РФ на самом деле меньше такой страны как Бангладеш, причем население в Бангладеш растет, а в РФ падает. Конечно, РФ гораздо больше Бангладеш, да и все прочих стран, по площади. И конечно, большая площадь автоматически означает большие запасы полезных ископаемых. Но с другой стороны, большая площадь означает большие накладные расходы на транспорт. И самое главное, основную часть этой площади составляют тундра, вечная мерзлота и непроходимая тайга. На ночных снимках из космоса видно, что огоньки населенных пунктов светятся лишь вокруг Москвы и Питера, вдоль Волги и транссибирской магистрали. Остальная часть страны погружена в беспросветную тьму, если не считать газовых факелов в Тюмени.
Лишь очень небольшая часть этой площади пригодна для земледелия. Это очень наглядно видно, когда летишь на самолете из Москвы на юг России. Основную часть пути в иллюминатор видны в основном леса и луга с редкими и очень маленькими участочками вспаханной земли. И лишь когда подлетаешь к Краснодарскому краю, вся земля под крылом самолета вдруг оказывается покрыта правильным геометрическим узором возделанных полей – здесь используется для земледелия каждый свободный клочок земли, потому что этот небольшой регион должен кормить всю остальную огромную Россию, где ничего не растет и никогда ничего не вырастет (если только глобальное потепление не поможет – но тогда у нас будут совсем другие проблемы).
При разделе советского имущества РФ получила почти половину советского промышленного потенциала. Но это вовсе не означает, что РФ может производить половину всего того, что производил СССР. На самом деле ее промышленные возможности гораздо скромнее, поскольку как я уже говорил, в СССР производственная цепочка большинства этих предприятий не замыкалась внутри РСФСР. В нее почти неизбежно были вовлечены предприятия на территории Украинской ССР, поскольку на Украине находилось около 40 процентов советского промышленного потенциала. Предприятия на Украине были либо производителями комплектующих для российских производств, либо собирали готовые изделия из российских комплектующих. Разрыв хозяйственных связей означал для тех и для других потерю либо поставщиков, либо рынка сбыта, и соответственно, снижение или вообще прекращение производства, если не удавалось найти других поставщиков или другие рынки сбыта.
В результате всех этих факторов РФ сделалась «страной-бензоколонкой», потому что ей не осталось ничего другого, кроме как выкапывать из земли имеющиеся у нее в избытке полезные ископаемые и продавать их на мировом рынке. Но запасы нефти и газа не бесконечны, а потребности остального мира в углеводородном топливе не вечны, поскольку остальной мир пытается перейти на возобновляемые источники энергии. То есть, через несколько десятков лет РФ может остаться вообще без средств к существованию (что не есть хорошо для всего остального мира, учитывая, что у РФ второй в мире запас ядерных боеголовок). Да и сейчас полностью зависеть от колебаний цен на нефть на мировом рынке не очень-то приятно.
Поэтому РФ обречена пытаться восстановить хозяйственные связи на территории бывшего СССР, в первую очередь попытаться тем или иным образом реинтегрировать Украину (и кстати, резкое обострение конфликта между Россией и Украиной в 2014 году было вызвано как раз срывом планов вступления Украины в Евразийский Союз и ее разворотом в сторону Европейского Союза).
Но все дело в том, что реинтеграция РФ и Украины в единую страну в отсутствии единой советской нации невозможна, поскольку теперь, после того как в РФ создали, пусть и несколько искусственно, собственную отдельную титульную русскую нацию, а на Украине создали такую же искусственную украинскую титульную нацию, любая попытка реинтеграции будет восприниматься населением Украины как колониальный захват Украины Россией. Если не удастся восстановить единую советскую нацию, реинтеграция неизбежно провалится.
В отдаленной исторической перспективе это будет означать дальнейшее ослабление России, поглощение России Европой, и исчезновение ее как исторического цивилизационного субъекта. И поскольку Россия на сегодня является единственным цивилизационным наследником Восточной Римской Империи, это будет означать полное исчезновение другой, альтернативной Европы, обеспечивавшей баланс внутри европейской цивилизации. И самое худшее, это то, что могут исчезнуть следы последней реинкарнации альтернативной Европы – Советской цивилизации, предлагавшей человечеству выход из тупика, в котором оказался современный Запад. Безальтернативное принятие человечеством этого тупика будет означать, что человечество согласилось с тем, что оно когда-нибудь неизбежно погибнет. Но я думаю, мы об этом еще поговорим, когда будем говорить о финалистких и антифиналистких философиях.
А сейчас, я не хотел бы заканчивать ответ на этот вопрос на пессимистической ноте. Потому что, несмотря на все старания новых «элит» построить новые титульные нации, советская нация все еще жива. И именно потому, что у нее отсутствует самоидентификация, никто не знает, насколько она на самом деле огромна: нас невозможно посчитать, поскольку мы сами не знаем, что мы - это мы. Но если мы хотим стать силой, способной изменить ход истории, мы должны обрести национальное самосознание.
У меня все не идет из памяти один эпизод крымских событий марта 2014 года. Военный аэродром Бельбек. Оставшиеся еще в Крыму украинские военные маршируют, неся впереди два флага – жовто-блокитный, и красный с серпом и молотом. Дорогу им преграждают «зеленые человечки» и выпускают в воздух предупредительную автоматную очередь. Вокруг кружат как стервятники корреспонденты западных телестанций и все снимают, предвкушая замечательные кадры, на которых одни бывшие советские люди будут убивать других бывших советских людей. Командир с украинской стороны подходит к «зеленым человечкам» и спрашивает: «Неужели вы будете стрелять в советский флаг?». Секундное замешательство. «Ну что, мужики» - ответили зеленые человечки – «проходите, что ли».
7. Финализм и анитифинализм как основы двух разных пониманий смысла жизни